Публикуем фрагменты беседы Андрея Сигутина и Ольги Виноградовой с Ниной Матвеевной Бабкиной, а также отрывки из ее воспоминаний.
В феврале 1942 года меня призвали в армию. Как оказалось позже, я была беременна, но не знала об этом, а когда поняла – стала скрывать. Худенькая была, а одежда грубая, солдатская. Халаты попросторнее старалась надевать. Было стыдно – ведь приехала Родину защищать и тут такое... Когда началась интоксикация, говорила, что в машинах меня укачивает, жаловалась на желудок и какие-то недомогания придумывала. Попала я в Липецк, в большой госпиталь. Была там группа армейского усиления, которую часто бросали туда, где не хватало медицинских сил: в медсанбаты, на передовую. Четыре раза (это беременной-то и после всего двух теоретических занятий!) прыгала с парашютом. В первый раз было очень страшно, потом привыкла. На войне о себе не думаешь: столько горя, смерть кругом, молодые оборванные жизни, искалеченные тела. Страшно, жутко. Впрочем, ни один эпитет не может полностью отразить этого ужаса.
Расскажу только два эпизода. Служила у нас одна молодая женщина, врач. Работала, как и все – на износ. Но была у нее одна особенность – она панически боялась бомбежек. Все, конечно, боялись, но она просто обезумевала, бежала куда-то, и удержать её было невозможно. В конце концов под бомбежкой и погибла.
Однажды привезли раненого немецкого офицера, и мне выпало им заниматься. Я отказалась. Начальник госпиталя объяснил мне, что у хирурга на операционном столе нет ни врагов, ни друзей, есть только больной, страдающий человек, и отправил меня на гауптвахту на трое суток. Но сидеть мне пришлось не более двух часов – людей, как всегда, не хватало. Зато этих двух часов мне хватило, чтобы навсегда запомнить слова, сказанные начальником госпиталя, и осознать, что клятва Гиппократа – как воинская присяга – нарушать ее нельзя.
Когда я была на восьмом месяце, скрывать свое положение стало невозможно, тот же начальник госпиталя отправил меня в тыл, на этот раз ничего не сказав: скорее всего он понимал мои чувства.
Меня посадили на санитарный поезд, направлявшийся в Азию. Поезд шел около месяца. Пока ехали, ра- ботала врачом. В Самарканде меня встретил муж и вся семья с друзьями. В общем, в сентябре 1942 года я вернулась в Самарканд. В городе было шесть госпиталей. В один из них меня направили работать, так как врачей в городе не хватало. В этом госпитале начальником был мой однокурсник. Помню, роды начались на дежурстве в ординаторской. Увидев это, медсестра побежала к начальнику госпиталя. У него была лошадь. Он сел на нее, посадил меня впереди себя и повез в роддом.
В ноябре 42-го я благополучно разрешилась дочерью, но времени на нее не хватало. Через 2 недели по- сле родов вышла на работу. Ребенком занималась мама, а я металась между кормлениями и госпиталем, в котором работала. К нам поступали только тяжелораненые. Работали в них в основном женщины, и ох как нелегко приходилось! Когда прибывал очередной поезд и машин для перевозки не хватало, мы носили раненых в госпиталь на носилках, а это примерно полтора километра. Спали урывками, ели что придется, как могли, справлялись с проблемами. А ситуации были самыми разными. Однажды, например, в госпитале был бунт, устроенный ранеными из штрафбата. Они захватили свои документы и разбежались. Потом их, конечно, выловили.
Одно время в 1943 году раненых не привозили. Госпиталь освободился, и его реорганизовали в диспансер для больных сыпным тифом. Все, кто с ними контактировал, болели, кроме меня и еще одной медсестры. Тогда не делали никаких прививок. У нас был лишь пропускной пункт. Приходишь на работу – переодеваешься. Уходишь – опять переодеваешься. Вся одежда проходила через специальную камеру, где стерилизовалась. Однако, это помогало не всегда... Так что случаев, когда грозила опасность заразиться, хватало. Например, однажды пришлось срочно опериро- вать без перчаток одного пациента. А у него был сифилис четвертой стадии. Но всё обошлось...
Мой муж работал в этом же госпитале. Он был шофером на овощной базе и с апреля по декабрь 1943 г. возил фрукты раненым. А потом ушел на овощную базу, ведь там можно было заработать продукты...
В 44-м мужу вернули звание лейтенанта и отправи- ли на фронт. На этот раз в пехоту. Это в ортопедическом-то ботинке! Вскоре он погиб. Умер от ран и мой младший брат, которому было всего восемнадцать... Мама тогда поседела чуть ли ни за одну ночь.
После войны я работала в городской поликлинике, потом в той клинике, в которой училась. Позже трудилась в районной больнице маленького азиатского городка хирургом и акушером-гинекологом. Но на самом деле в тех условиях один врач заменял собой нескольких специалистов.
Как-то в Самарканд приехал Фидель Кастро вместе со свитой и братом Раулем. Они отправились осматривать памятники, около обсерватории Улугбека Рауль увидел верблюда. Не знаю, встречались ли ему эти животные раньше, но этот привел в восторг, и Рауль пожелал на нем прокатиться. Однако верблюд лишь выглядит флегматичным, на самом деле «корабль пустыни» очень своенравен. Он скинул седока, Рауль сломал руку, и его привезли в мою больницу. Перелом был несложным, в области запястья. Нужно было наложить лангет, и только. Рауль был бледен, но спокоен, Фидель же устроил целый спектакль: рыдал, требовал специалистов из Москвы, и его долго убеждали в том, что пройдет много часов, пока столичный врач доберется до Самарканда. В конце концов высокому гостю оказали помощь, а Фидель кинулся целовать всех вокруг, отдавая предпочтение нашим красавицам.
Я работала много, иногда на две ставки, умудряясь подрабатывать в санитарной авиации – у врачей всегда была небольшая зарплата. Потом судьба распорядилась так, что я стала Главным хирургом Самаркандской области и проработала в этой должности 10 лет. В те времена эта должность не была чиновничьей. Приходилось и ездить, и летать в самые дальние уголки, делать сложные операции, иногда в очень примитивных условиях, консультировать, помогать маленьким больницам добывать оборудование и т.д.. Где я только не бывала тогда: в горах и на равнинах, в кишлаках, к которым трудно добираться, в больницах для душевнобольных и даже в лепрозории.
- Перечислите, пожалуйста Ваши награды.
- Орден Отечественной войны 2 степени;
- орден Трудового Красного Знамени;
- заслуженный врач Узбекской ССР;
- медаль 27 Всемирного съезда хирургов и терапевтов. Проводился 1 раз в 12 лет.
- Отличник здравоохранения;
- медали за доблестный труд, за победу над Германией;
- множество юбилейных медалей и почетных грамот.
- Уважаемая Нина Матвеевна, Вы хорошо выглядите. занимаетесь ли Вы физкультурой?
- Одно время в связи с работой у меня сильно разболелся шейный отдел позвоночника. Рентген показал
изменения. Могли быть последствия для мозга. Пришлось усиленно заниматься. Раньше у меня был вырабо-
тан специальный курс, чтобы задействовать все суставы: приседания, вращения конечностей и т.д. Вначале
принуждала себя заниматься. Сейчас это уже – как
наркотик: не позанимаюсь – спать не смогу, даже если
недомогание – тренируюсь. К своему организму очень
строго отношусь. Не он должен мной руководить, а я –
им. У меня физкультурный стаж – более 30 лет.
- Вы человек веруюющий?
- Я всегда старалась жить в добре. С детства мне
прививали любовь к Богу, учили, что Он во всём поможет. Крёстная мать была глубоко верующей. Она приучила меня к вере, хотя в то время об этом старались
не говорить. Приходилось скрывать свое религиозное
чувство. А идешь мимо храма – перекрестишься...
Кстати, на одной улице в Самарканде располагались
три православных храма, синагога, мечеть и даже польский костёл.
- А как Вы себя настраиваете психологически?
- По натуре я – несгибаемый оптимист. Постоянно
закаляю свою силу воли. Раз я жива, значит нужно себя обслуживать. Значит, я не должна никого обременять. Надо двигаться и тому подобное. Сама убираю
квартиру, хожу на рынок.
Стараюсь больше думать о хорошем. Когда приходят плохие мысли, пытаюсь от них избавиться. Если
мне грустно, читаю хорошую книгу…
- Что бы Вы могли посоветовать читателям?
- Быть самими собой и стараться настраивать себя
на хороший лад. Любить себя, своих детей, свою
жизнь. Не будете любить себя, не будете любить никого. Себя нужно любить, чтобы ничего в теле не болело.
Надо чувствовать себя свободно, не быть рабом побрякушек и лишних вещей…
| МОЛ, №3 (33), 2005 |